Парадокс сотрудничества Центробанков

Недавнее неожиданное объявление Федрезерва США о том, что он сохранит текущий темп монетарного стимулирования, отражает продолжающиеся споры относительно целесообразности взаимодействия Центробанков. Несмотря на то, что решение ФРС продолжить масштабные покупки долгосрочных активов (так называемое количественное ослабление) было вызвано, в основном, неопределенностью внутренней экономики, волнения относительно того, что выход из программы станет катализатором резкого роста процентных ставок в развивающихся экономиках – особенно в Бразилии, Индии, Индонезии, Южной Африке и Турции – оказало значительное давление на политиков. Но должно ли решение Центробанков учитывать побочные последствия монетарной политики? Обсуждение сотрудничества Центробанков часто фокусируется на одном историческом прецеденте, когда сотрудничество сперва казалось многообещающим, однако затем превратилось в катастрофу. Как и большинство современных поучительных историй, она берет свое начало в Великой депрессии.

Во второй половине 1920-х годов трансатлантическое напряжение было почти непрерывным, поскольку монетарная политика США повышала стоимость кредитования и ослабляла рост ВВП в Европе. В 1927 году в ходе тайного заседания, проводившегося на Лонг-Айленде, в Нью-Йорке, ведущие европейские Центробанки убедили Федрезерв сократить свою дисконтную ставку. Несмотря на то, что эта мера помогла стабилизировать европейские условия кредитования в краткосрочной перспективе, она также способствовала возникновению спекулятивного пузыря, лопнувшего в 1929 году. Сотрудничество в 1920-х было и новым, и хрупким, поскольку основывалось на дружбе между председателем Банка Англии, Монтегю Норманом, и председателем Федерального резервного банка Нью-Йорка, Бенджамином Стронгом, и, в меньшей степени, их связи с председателем немецкого Рейхсбанка, Ялмаром Шахтом. Удивительно близкая и крепкая связь между Стронгом и Норманом включала в себя регулярные визиты, телефонные разговоры (которые в те времена были в диковинку) и исчерпывающую и странную переписку, в которой они обсуждали как монетарные вопросы, так и вопросы личного характера. Однажды Стронг написал: “Ты прелестная странная старушка, и, кажется, одна из моих обязанностей состоит в том, чтобы время от времени читать тебе нотации”. Тем не менее, к концу 1920-х годов Стронг умирал от туберкулеза, а Норман страдал от череды нервных срывов. Вскоре их наследию сотрудничества также пришел конец, поскольку после Великой депрессии большинство экспертов решили, что Центробанки должны регулироваться жесткими национальными контролирующими органами, чтобы предотвратить будущие попытки сговора.

Сотрудничество Центробанков вследствие финансового кризиса 2008 года развивалось исключительно аналогичным образом. Изначально усиление сотрудничества казалось именно тем, что доктор прописал, учитывая, что шесть Центробанков крупнейших развитых стран значительно снизили свои учетные ставки 8 октября 2008 года – спустя три недели после краха американского инвестиционного банка Lehman Brothers – в совместной попытке стабилизировать падающий рынок активов. Они последовательно вбрасывали огромные суммы денег в банковскую систему, чтобы предотвратить полный крах. В настоящий момент, когда Федрезерв рассматривает свою новую меру, члены Центробанков развивающегося рынка все больше беспокоятся относительно дестабилизирующих последствий монетарного ужесточения для их экономик. В ходе сентябрьского саммита стран Б20 в Санкт-Петербурге, помимо обсуждений вопросов безопасности, возникших из-за ситуации в Сирии, мировые лидеры попытались рассмотреть вопрос, создав формулу международного монетарного сотрудничества. Однако их ограниченные попытки увенчались фундаментально бессмысленным обращением.

Современная точка зрения такова, что полномочия Федрезерва требуют от него ориентироваться на долгосрочную инфляцию и занятость в США, оставляя другим странам головную боль и необходимость бороться с последствиями. Это означает, что другие страны должны разработать инструменты для ограничения притоков капитала, когда процентные ставки США находятся на низком уровне, и блокирования оттока капитала, когда Федрезерв ужесточает монетарную политику. Но развивающиеся экономики упустили возможность ограничить притоки, и на данном этапе блокирование оттоков потребует драконовских мер, что противоречит принципам комплексной мировой экономики. Кроме того, непредвиденные изменения рыночных ожиданий чрезвычайно усложняют прогнозирование потребности в подобных инструментах. В этом смысле, последнее предписание стран Б20 относительно того, что Центробанки развитых стран “тщательно проверяют и ясно излагают” изменения в монетарной политике, не приносит пользы. С учетом того, насколько сложно озвучивать будущие политические изменения достоверно, рынки придерживаются скептического настроя в отношении долгосрочных заявлений о намерениях.

Это подчеркивает фундаментальное различие между сотрудничеством Центробанков в 1920-х годах и в наше время. В те времена, монетарная политика рассматривалась как “искусство”, практикуемое “содружеством” Центробанков. Современные Центробанки, признающие границы подобных личных уз, часто пытаются сформулировать официальные правила и порядок действий. Но придерживаться правил может быть непросто, когда политики сталкиваются с противоречивыми целями – сохранить стабильный уровень занятости и рост ВВП дома и обеспечить жизнеспособность международных потоков капитала. Когда дела идут плохо (а так почти неизбежно и случается), члены Центробанков, которые не придерживались правил, получают по заслугам. И таким образом, мы наблюдаем парадоксальное явление: Несмотря на то, что кризисы увеличивают потребность в сотрудничестве Центробанков, которое бы привело к общественному благу в виде финансовой стабильности, они также значительно увеличивают цену, которую приходится платить за это сотрудничество, особенно это касается фискальных затрат, связанных с оперативными мерами по укреплению стабильности. В результате, в ходе кризиса, мир зачастую полностью разочаровывается в роли Центробанков, а сотрудничество Центробанков, в очередной раз, ассоциируется с катастрофой.

Гарольд Джеймс, Project Syndicate